Набережная Кутузова, 8
ПЕРЕГОРОДКИ • СТЕНЫ • ПОТОЛКИ • ТЕПЛО И ЗВУКО ИЗОЛЯЦИЯ
Работаем
БЕЗ ВЫХОДНЫХ

Набережная Кутузова, 8

Рядом с бывшим особняком Пашковых воз­вышается пятиэтажное здание в неоклассиче­ском стиле. Так оно стало выглядеть с 1912 года, после перестройки по проекту граждан­ского инженера Н. Л. Захарова, а ранее пред­ставляло собой трехэтажный дом, неоднократно переделывавшийся в соответствии с менявшимися вкусами. Такова судьба большинства старинных зда­ний Петербурга: обычно мы видим уже второй или третий архитектурный слой, под которыми трудно бывает разглядеть первоначальный об­лик. Время, накладывая свой отпечаток, скры­вает прошлое. Но все же оно пробивается на­ружу, напоминая о себе то какой-нибудь деталью вроде уцелевшего ризалита, то ритмом оконных и дверных проемов, очертаниями под­вальных окон и т. д.

Постепенно начинаешь узнавать в переряженном незнакомце перво­зданные черты и понимать, что прошлое тут, рядом с тобой, оно не исчезло бесследно, и протягивается нить, соединяющая нас с далеким XVIII веком, когда история дома на Набережной Кутузова 8 только начи­налась.

Построен он был в 1774—1775 годах неким кровельным мастером Францем Осиповичем Егерером на отведенном ему «порозжем месте». В ту пору на набережную выходил трехэтажный флигель, а на нынешнюю Шпалерную улицу — двухэтажный, надстроенный позднее третьим этажом. Фасады имели скромную отделку в сти­ле раннего классицизма. Первое упоминание о доме встречается в «Санкт-Петербургских ведомостях» за 1777 год: «В последнем каменном доме по набережной у литейного двора, состоящую в заднем оного доме, что к Пустому рынку, лентошную фабрику со всеми машинами желающим купить, о цене спросить в том же доме, принадлежащем кро­вельщику Егереру». Из этого объявления мы, во-первых, узнаем, что домов 4 и 6 в то время еще не существовало (дом 2 появился вообще лишь в середине XIX века), а во-вторых, что флигель, выходивший на Шпалерную, пер­воначально использовался как производствен­ное помещение. Графиня А. С. Протасова.Графиня А. С. Протасова

В 1783 году дом на Набережной Кутузова 8 приобретает фрейлина Екатерины II Анна Степановна Протасова (1745—1826), двоюродная племянница братьев Орловых, пользовавшаяся некоторым влиянием при дворе и выполнявшая по поручению импе­ратрицы весьма щекотливые миссии: в ее обя­занности входило устраивать пробные испыта­ния претендентам на должность фаворита, и она успешно справлялась с такими пору­чениями.

Этому не мешали ее малопривлека­тельная внешность и сварливый характер; многие придворные даже ухаживали за немолодой и некрасивой фрейлиной, чтобы заручиться ее протекцией. Правда, не со всеми выдержавшими экзамен Анна Степановна впо­следствии ладила. К примеру, А. М. Дмитри­ев- Мамонов считал ее не более чем царицыной «шутихой» и проявлял к ней крайнее презре­ние, зато его преемник Платон Зубов не стес­нялся прибегать на первых порах к ее покровительству и поддержке. Вместе с А. С. Протасовой проживали пять ее племянниц, дочерей покойного брата, которых она воспитывала на свой лад, а по­том устроила для них блестящие партии. Кроме собственных племянниц на ее попече­нии находились также две побочные дочери Григория Орлова и Екатерины II, девицы Алексеевы.

Наиболее известная из племянниц Протасо­вой, Екатерина Петровна, вышла замуж за бу­дущего московского главнокомандующего Фе­дора Васильевича Ростопчина, полюбившего ее в полном смысле слова «за прекрасные глаза».
Графиня Е. П. Ростопчина
Графиня Е. П. Ростопчина Их брак был счастливым до тех пор, пока воспитанная в вольнодумстве и все же искавшая опоры в религии Екатерина Петровна, следуя увещеваниям иезуитов, не приняла католиче­ство, к которому склонила и свою дочь, люби­мицу отца, умершую восемнадцати лет от ро­ду. После этого отношения супругов испорти­лись, и Ростопчина стала вести уединенный и замкнутый образ жизни, редко показываясь в свете. Современница так описывает ее: «Графи­ня... была очень нехороша собой: высокая, худая, лицо как у лошади, большие глаза, большой нос, рот до ушей, а уши вершка по полтора: таких больших и противных ушей я и не видывала. Голос грубый, басистый; одевалась как-то странно и старее своих лет, все больше носила темное или черное, по-русски говорила плохо, но зато по-француз­ски говорила, как природная француженка, и вообще похожа была на старую гувернантку из хорошего дома».

Трудно поверить этому описанию, когда смотришь на знаменитый портрет Ростопчиной кисти Кипренского; но не надо забывать о том, что написан он в 1809 году, когда Екатерине Петровне исполнилось лишь тридцать три года. Скончалась она в глубокой старости, окружен­ная одними французскими аббатами. Но вернемся к Анне Степановне Протасовой. В 1785 году она получила от императрицы богатейший портрет и звание камер- фрейлины, а под свое начало целый штат камер-пажей. Екатерина в шутку прозвала ее «королевой» за гордую, величественную осанку, а себя назы­вала «осенним гонителем мух королевы», но относилась к ней почти по-дружески, не разлучаясь даже во время путешествий. Удостаи­вала она своими посещениями и дом А. С. Протасовой на набережной; по случаю одного из них, в 1789 году, Г. Р. Державин даже написал положенную на музыку кантату, где в преувели­ченно льстивых выражениях воспевал «щедрот источник, Россов радость».

Смерть Екатерины II была сильнейшим уда­ром для Протасовой: в течение 36-часовой аго­нии императрицы она не отходила от умира­ющей, оставаясь все время на полу у ее ног, и только рыдания верной камер-фрейлины, смешиваясь со страшным хрипением ее пове­лительницы, нарушали гробовое молчание, ца­рившее в опочивальне. Последующие монархи также благоволили к Анне Степановне: Павел пожаловал ей тысячу душ и наградил орденом Св. Екатерины, а Алек­сандр в день своей коронации возвел ее вместе с незамужними племянницами и племянником в графское достоинство. Чрезмерно растолстевшая к старости, вдо­бавок почти полностью ослепшая от катаракты, но не желавшая в этом признаться и не ут­ратившая страсти к нарядам и украшениям, тщеславная и спесивая, Протасова, выезжая за границу, изумляла иностранцев своей непо­мерной чванливостью и диковинными одеяния­ми.

Около 1805 года А. С. Протасова продает дом на Набережной Кутузова 8 вицеадмиралу Павлу Васильевичу Чича­гову (1767—1849), одной из наиболее инте­ресных и противоречивых личностей в истории русского флота. Сын известного адмирала, героя русско-шведской войны 1788—1790 годов, увековечен­ного в числе других приближенных на памятнике Екатерине II перед Александрийским те­атром, он с юных лет посвятил себя морской службе и вместе с отцом участвовал в военных действиях против шведов.

В 1792—1793 годах молодой Чичагов учился в Англии, где обру­чился с дочерью капитана Ч. Проби. В 1799-м он подал императору Павлу прошение об уволь­нении с целью поездки в Англию для женитьбы. Недоброжелатели, в числе которых были такие влиятельные в то время люди, как Кушелев, Мордвинов и Шишков, представили это дело мнительному и подозрительному императору та­ким образом, будто бы Чичагов намерен навсег­да покинуть родину, перейдя на английскую службу. В результате в прошении было отка­зано, причем резолюция гласила: «В России на­столько достаточно девиц, что нет надобности искать их в Англии». А после личного свидания с царем, предпринятого в попытке изменить это решение, Чичагова посадили в Петропавловскую крепость. Правда, спустя не­сколько месяцев Павел приказал его освободить, произвел в контр- адмиралы, доверил командо­вание эскадрой и разрешил жениться на своей избраннице.

С воцарением Александра I положение П. В. Чичагова резко изменилось. В 1802 году он получает должность члена Комитета по обра­зованию флота и назначается личным доклад­чиком императора по делам этого комитета. В ноябре того же года он производится в вице-адмиралы, а в декабре занимает пост товарища министра морских сил.

Теги материала:

дома и люди

Последние новости